Рубрика-рассказ к 80-летию начала Великой Отечественной войны. Рассказы для этой рубрики взяты из книги Дмитрия Шеварова «Ушли на рассвете», опубликованной в «Российской газете». Книга посвящена судьбам и стихам 25 молодых поэтов, погибших во время Великой Отечественной войны. Название книги так верно отражает жизнь этих молодых ребят, почти мальчиков 19 и 20 с небольшим лет…
***
Дмитрий Удинцев, 24 года – поэт, переводчик, литературовед и пианист, старший лейтенант, награжден медалью «За отвагу», орденом «Красная Звезда». Погиб 22 июня 1944 года в разведке боем близ белорусской деревни Якуши, Витебский район.
«Я помню сорок первый год…»
В посёлке Соломенная Сторожка Тимирязевской академии стоит бревенчатый дом – дача № 17. По вечерам в окне светится синий абажур. В доме трое мальчишек: Дима, Рубен и Глеб. Три брата. Неважно, что двоюродных. Они неразлучные с детства. Все трое – потомки классика русской литературы Д.Н. Мамина-Сибиряка, которого в семье вспоминали просто как «дядю Митю».
Дима не знал отца и рано потерял мать, родителей ему заменили дядя, Борис Дмитриевич Удинцев, тетя Катя (его жена) и тётушка Наташа. Тётя Наташа замуж не вышла и всю свою любовь отдала Диме.
После гибели племянника Наталья Дмитриевна с материнской бережностью хранила его архив. Каждую его строчку, листок, письмо датировала. Некоторые листочки прошиты в углу чёрными нитками.
Свято веря в то, что обязательно наступит время, когда судьба и творчество Димы будут востребованы, Наталия Дмитриевна составила «Хронику жизни Димы»». Сохранился в семье Удинцевых и «Альбом для стихов», который тётя Наташа подарила Диме в 1931 году. Тогда мальчику исполнилось двенадцать лет. При первом прочтении отроческих опытов может показаться, что это стихи подростка пушкинского времени, а не школьника эпохи тракторов, ОСОАВИАХИМа и ДнепроГЭСа.
В стихах Димы Удинцева нет никаких внешних примет времени, но, вчитываясь в них, нельзя не ощутить недетскую печаль. Вот строчки из стихов про зимний лес:
Всё тихо происходит тут.
Свободней можно тут вздохнуть
Не опасаясь ничего:
Тут видишь Бога одного.
Как раз в ту пору, когда начал заполняться этот альбом, был арестован и выслан в Сибирь дядя Боря. Дима остался в доме старшим мужчиной. Двоюродные братья Глеб и Рубен были чуть младше.
Происходящее в стране 17-летний Дима встречает с открытым сердцем, не прячась в иллюзии. Он выстраивает свою жизнь так, чтобы подготовить себя к испытаниям.
Из дневника Дмитрия Павловича Удинцева (1938 год):
«Когда сам стараешься повлиять на себя, то становится понятна огромность и трудность той работы, которую проводили над собой отцы церкви, монахи, философы. Буду стараться вставать пораньше и молиться утром и вечером. Хорошо бы быть поспокойнее и менее нервно откликаться на внешние события…»
Он загружает себя так, чтобы не оставалось времени на уныние и пустые мечтания: школа, французский язык, парусный спорт, работа над краеведческими статьями и автобиографическим романом, по два часа в день – занятия музыкой.
В июле-августе 1941-го Дима вместе с однокурсниками – на строительстве оборонительных сооружений. Вернувшись в Москву, ускоренно защитил диплом, ему дали распределение в Челябинскую область. Юноша мог бы с чистой совестью согласиться, ведь у него была сильная близорукость. Родные вспоминали, что «у Димы в очках были толстенные линзы».
В чемодане среди старых бумаг Ольга Глебовна нашла Димину медсправку: зрение минус 8. Что же видел Дима без очков?..
В конце ноября 1941-го Дима добился повестки из военкомата. Ещё до этого ушли на войну братья. Дом в Соломенной Сторожке опустел.
Дима погиб 22 июня 1944 года в разведке боем близ белорусской деревни Якуши.
Письмо жителя деревни Якуши К. Павлова Наталии Дмитриевне Удинцевой, 11.09.1944г.:
«Уважаемый товарищ!
Получил ваше письмо, в котором вы просите, чтобы вам сообщили о вашем сыне Дмитрии Удинцеве, ст. лейтенанте. Мне пришлось хоронить наших братьев, павших за освобождение нашей Белоруссии. Ваш сын был убит около д. Якуши с южной стороны в 400 метрах от деревни со стороны шоссе. Похоронен в братской могиле на этом же месте. Ваш сын был награждён орденом К. Документов при нём никаких не было, окромя письма, из которого я узнал, откуда он. Орден остался при нём в могиле…» (Орфография сохранена).
Фронтовые стихи Дмитрия Удинцова
Из поэмы «Три года»
«Сорок первый»
Я помню сорок первый грозный год.
Как копал окопный огород,
Чтоб задержать немного танков ход.
И снова рыл, а рядом братья бились.
Потом меня моя Москва взяла,
Когда же тень зелёного крыла
Закрыла небо, в руки мне дала
Винтовку, чтоб идти на запад.
Я шёл по Волге. Белая зима.
И, как в забытой сказке терема,
Так о войне не знавшие дома
В заснувших у дорог глухих деревнях.
Там я забыл, что где-то слышал стон,
И только длинный красный эшелон,
Да нарами опутанный вагон
Напомнили о том, куда я еду.
И я сказал притихшему соседу,
Что скоро фронт, что я уже там был,
Что немцу тоже он не очень мил,
Что там не роют мертвецам могил,
А дальше за врагом спешат по следу.
«Сорок второй»
Январь, февраль. На Волге пустыри.
Визгливые запевы до зари.
В нависшем небе – «рамы», «костыли»,
Проклятые немецкие затеи.
И даже в марте не было весны,
И нашу кровь не волновали сны,
Окопною водой унесены
В далёкий угол фронтовой траншеи.
И мы в мечтах гнилой картофель ели.
Следы приличий стёрлись и слетели,
Когда завистливо на котелок глядели
Голодные солдаты у костра.
Мы смотрели прямо в завтра и в вчера.
Немногие в чумные вечера
Держались твёрдо. Чёрная пора
Согнула остальных и в грязь свалила.
Я был солдат и сам тогда упал,
И не жил я, а лишь существовал.
Больной и вялый нехотя жевал,
И о мечтах былых не вспоминал,
А выбраться на свет не стало силы.
И всё-таки я должен был брести.
Все мины и снаряды на пути
Я звал на голову свою. Нести
Мне надоело котелок дырявый.
О подвигах военной громкой славы
Не вспоминал я. Просто до поры
Хотел убраться из плохой игры,
Устав карабкаться на склон горы,
И на идущих равнодушно глядя.
Я не хотел участвовать в параде.
И сам не знаю, как тогда я встал –
Должно быть, руку мне мой друг подал…
Я пробудился и уже не спал.
Декабрь 1943
