28 июля – 180 лет со дня рождения
Аполлона Александровича Григорьева
(1822-1864), русского поэта
… Дед Аполлона Григорьева, простой крестьянин, пришёл в Москву в тулупе, но упорным трудом сумел выкупить себя из крепостной зависимости. Более того, за многочисленные заслуги на службе он даже получил дворянский титул.
Отца ждала прекрасная карьера, а он полюбил дочь кучера. Свадьба, несмотря на препятствия, состоялась, правда, уже после рождения сына, Аполлона, поэтому он оказался незаконнорожденным и долго значился как «московский мещанин».
Противоречивый и мятущийся, Аполлон Григорьев называл себя «последним романтиком». Такой Григорьев – бесшабашный, с гитарой, в окружении цыган, запечатлелся в массовом сознании – автор романсов «О, говори хоть ты со мной…», «Цыганская венгерка», ставших народными песнями. Вот отрывок из самого известного романса поэта:
О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная!
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная!
Вон там звезда одна горит
Так ярко и мучительно,
Лучами сердце шевелит,
Дразня его язвительно.
Чего от сердца нужно ей?
Ведь знает без того она,
Что к ней тоскою долгих дней
Вся жизнь моя прикована…
И сердце ведает моё,
Отравою облитое,
Что я впивал в себя
Дыханье ядовитое…
Я от зари и до зари
Тоскую, мучусь, сетую…
Допой же мне – договори
Ты песню недопетую.
Договори сестры твоей
Все недомолвки странные…
Смотри: звезда горит ярчей…
О, пой, моя желанная!
И до зари готов с тобой
Вести беседу эту я…
Договори лишь мне, допой
Ты песню недопетую!
1857г.
Яркая личность Аполлона Григорьева, человека, фантастически преданного искусству, неутомимого в нравственных и умственных исканиях, страстного в интеллектуальных и жизненных увлечениях, искреннего в самокритике (порою – до самобичевания), не способного на компромиссы, а вместе с тем в житейских делах беспорядочного и беспомощного, – производила глубокое впечатление как на близких, так и на едва знакомых с ним людей.
В творческом пути Григорьева выделяются три основные этапа: 1840-е – в эти годы вокруг него собирался кружок университетской молодёжи, в который входили поэты Я.П. Полонский, А.А. Фет (он жил в доме Григорьевых «на антресолях»), будущий историк С.М. Соловьёв.
Затем в 1851-1855 Григорьев вместе с А.Н. Островским возглавляет «молодую редакцию» журнала «Москвитянин» и становится видным критиком и публицистом; тогда же он пережил безответную любовь к Л. Визард: ей посвящены и его последние стихи «И всё же ты, далёкий призрак мой…»
И все же ты, далекий призрак мой,
В твоей бывалой, девственной святыне
Перед очами духа встал немой,
Карающий и гневно-скорбный ныне,
Когда я труд заветный кончил свой.
Ты молнией сверкнул в глухой пустыне
Больной души… Ты чистою струей
Протек внезапно по сердечной тине,
Гармонией святою вторгся в слух,
Потряс в душе седалище Ваала –
И все, на что насильно был я глух,
По ржавым струнам сердца пробежало
И унеслось – «куда мой падший дух
Не досягнет» – в обитель идеала.
Григорьев-критик – активный пропагандист «реального искусства», пьес Островского, в которых он видит «искреннюю правдивость», получающую нравственное оправдание своей укорененностью в глубинных источниках народной жизни.
После распада редакции журнала Григорьев пережил глубокий кризис. Два года он провёл за границей в качестве домашнего учителя 15-летнего князя Ю.М. Трубецкого. С 1858 поселился в Петербурге и вернулся к активной журналистской работе. В эти годы окончательно оформляется его оригинальная критическая концепция.
Разбирая актуальные вопросы текущей литературы («Реализм и идеализм в нашей литературе», 1861), Григорьев отстаивал эстетический подход к искусству, которое «как органически сознательный отзыв органической жизни ничему условному… не подчиняется и подчиняться не может» («Искусство и нравственность», 1861), и проповедовал принципы «органической критики», близкой «почвенническим» воззрениям Ф.М. Достоевского, в журналах которого («Время», «Эпоха») он активно сотрудничал.
Он спорил и с демократами, поскольку не принимал их «позитивной» эстетики и социалистических идей; со сторонниками «чистого искусства», которых называл «гастрономическим направлением»; даже более близких ему славянофилов считал не народным, а «старобоярским», искусственным течением. Признавая «органическую» типичность патриархального мира и его нравственных идеалов, Григорьев говорил о необходимости развития страны: «Вечно оставаться при нём нельзя… иначе погрязнешь в тине». В собственной поэзии Григорьев тяготел к «реальному» романтизму – он не столько «придумывал» свой идеальный мир, сколько пытался разглядеть в повседневном черты «истинно сущего».
Литература в фонде библиотеки:
Русский романс XVII-XX веков: Составитель Г.В. Иванов, 2000
Русские песни и романсы, 1989
